Каким образом мы должны бороться? вежливо спросил Джон.
Прежде всего вы должны отказаться от всего лишнего. Каждый должен иметь только то, что ему крайне необходимо. Вот посмотрите на меня. Я всемирно известный писатель, но я живу скромно. У меня есть только один дом, два коттеджа, баня, конюшня и маленькая церквушка.
Скажите, а это озеро ваше?
Да, у меня есть одно маленькое скромное озеро.
– Мистер Карнавалов, как вы считаете, кто сейчас самый лучший в мире писатель?
– А вы не знаете?
Я догадываюсь, но я хотел бы сделать этот вопрос вам.
– Видите ли, – сказал, подумав, Симыч. Если я скажу, что лучший в мире писатель – я, это будет нескромно. А если скажу, что не я, это будет неправда.
Мистер Карнавалов, всем известно, что у вас есть миллионы читателей. Но есть люди, которые не читают ваших книг…
Дело не в том, что не читают, – нахмурился Симыч, а в том, что не дочитывают. А иные, не дочитав, облыгают.
Но есть люди, которые дочитывают, но не разделяют ваши идеи.
– Чепуха! нервно воскликнул Симыч и стукнул по столу вилкой. Чепуха и безмыслие. Что значит, разделяют идеи или не разделяют? Для того чтобы разделять мои идеи, нужно иметь мозг немножко больше куриного. У заглотчиков мозг заплеван идеологией, а у плюралистов никакого мозга и вовсе нету. И те и другие не понимают, что я говорю истину и только истину и что вижу на много десятилетий вперед. Вот возьмите, например, его. – Симыч ткнул в меня пальцем. Он тоже считается вроде как бы писатель. Но он ничего дальше сегодняшнего дня не видит. И он вместо того, чтобы сидеть и работать, едет куда-то туда, в так называемое будущее. Хочет узнать, что там произойдет через шестьдесят лет. А мне никуда ездить не надо. Я и так знаю, что там будет.
– Очень интересно! закричал Джон. – Очень интересно. И что же именно там будет?
Симыч помрачнел, отодвинул миску и стал стряхивать с бороды крошки.
– Если мир не вникнет в то, что я говорю, – сказал он, глядя прямо в камеру, – ничего хорошего там не будет. Ни там и нигде. Заглотчики пожрут весь мир и самих себя. Все будет захвачено китайцами
– А если мир вас все же послушает?
– О, тогда, – оживился и вопреки своим принципам заулыбался Симыч. – Тогда все будет хорошо. Тогда начнется всеобщее выздоровление, и начнется прежде всего в России.
– Какой вы видите Россию будущего? Надеетесь ли вы, что там восторжествует демократическая форма правления?
– Ни в коем случае! – горячо запротестовал Симыч. Ваша хваленая демократия нам, русским, не личит. Это положение, когда каждый дурак может высказывать свое мнение и указывать властям, что они должны или не должны делать, нам не подходит. Нам нужен один правитель, который пользуется безусловным авторитетом и точно знает, куда идти и зачем.
– А вы думаете, такие правители бывают?
– Может быть, и не бывают, но могут быть, сказал Симыч многозначительно и переглянулся с Жанетой.
– Я ужасно извиняю, – сказал Джон, подумав. – Вы имеете в виду кого-то конкретно или это только теория?
– Ах, черт! – вдруг возбудился Симыч. Он хлопнул себя по колену, встал и нервно заходил по комнате. – Вот видите, если я вам скажу то, что я думаю, то тут же поднимется ужасный вой, плюралисты всего мира на меня накинутся, как собаки. Скажут: Карнавалов хочет стать царем. А я быть царем не хочу. Я художник. Я думаю художественно. Я мыслю образами. Я беру образ, обмысливаю его и кладу на бумагу. Понятно?
– О да, – сказал неуверенно Джон. В общем, понятно.
– Ну так вот. Я царем быть не хочу. Я еще не все свои художественные задачи выполнил. Но иногда исторические обстоятельства складываются так, что человек вынужден взять на себя миссию, которую ему Господь предназначает. Если другого такого человека не находится в мире, то он должен это взять на себя.
– Если бы вам выпала такая миссия, вы бы не отказался?
– Я бы отказался, если бы был хотя бы один человек, которому можно было б доверить. Но никого вокруг нет. Вокруг все одна мелочь. И только поэтому, если Господь восхочет написать страницу истории этой рукой, – Симыч поднял вверх руку с вилкой, – тогда что ж…
Симыч, не договорив, погрустнел, видимо, усомнился, что Господь изберет именно эту руку.
– Ну да ладно, – произнес он со смирением, тут же, впрочем, переходя на повелительный тон. – Как уж будет, так будет, а пока завтрак окончен, пора работать.
Джон спросил Симыча, можно ли будет снять его за работой. Симыч сказал, что, конечно, он будет работать, а они его могут снимать, он привык работать в трудных условиях, и телевидение его не отвлекает.
– Симыч! кинулся я к нему. – Но пока то да се, может, мы все же поговорим?
– Не могу, – сказал Симыч. -Я и так потерял уже слишком много времени.
На другой день меня вообще не допустили к завтраку, потому что к Симычу приехал конгрессмен Питер Блох и они провели за завтраком короткие переговоры о ядерном разоружении.
Я не выдержал, вспылил и заявил Зильберовичу, что в любом случае уезжаю.
– Ну подожди, подожди, – попросил Зильберович. – Я постараюсь все уладить.
Через пять минут он вернулся с опечаленным лицом. Нет, сегодня Симыч принять меня не может никак. У него отняли столько времени, что он написал всего лишь четыре страницы. Возможно, ему придется отказаться даже от дневного отдыха и урока со Степанидой. Единственное удовольствие, которое он себе оставляет, это Бах, да и то потому только, что без Баха он не может заснуть. А если он не заснет, то и следующий день испорчен.
Выслушав эту информацию, я ничего не ответил и пошел к себе в келью собирать вещи.